– Пьер, конечно, вошел в дом, это точно. Но в саду мог быть Ксавье. Он спрятался в кустах, а Соня подумала, что это ее муж, потому что она знала, что он уже приехал и прочее.

– И вот такое совпадение? – спросил недоверчиво Максим. – К дверям идет Ксавье, а входит муж?

– А почему бы и нет? – усмехаясь, спросил Реми, глядя, как Максим увлекся построением версий. – Тот, кто был в саду, шел не к дверям дома, а просто хотел исчезнуть из поля зрения Сони. Скорей всего он пробирался к выходу из сада, к воротам..

– У меня такое чувство, что вы играете со мной в какую-то игру, – проницательно посмотрел на детектива Максим. – Вы ведь не верите, что это мог быть Ксавье?

– Не то чтобы в игру… – вздохнул последний. – Мне интересно вас слушать. Мне это помогает привести в порядок собственные мысли.

– И как, привели?

– Отчасти, – уклончиво ответил детектив.

– От какой части?

Детектив не ответил, расплачиваясь по счету.

– У меня из головы не выходит та пометка в еженедельнике Арно: «Письмо Максиму», – вместо ответа сообщил он. – Что бы это значило, а?

Максим решил взять себя в руки и наладить свой обычный образ жизни – деловой и творческий. Он встал пораньше, сделал гимнастику, принял прохладный душ. Позвонил Вадиму, сообщил об отмене отъезда. Разговор был недолгим, Вадим убегал на студию, где должна была решаться судьба незаконченного фильма.

Максим сделал над собой усилие, чтобы не позвонить Соне. Поспешно позавтракав, он вышел из квартиры – подальше от телефона, от соблазна набрать ее номер.

В программе были не сделанные до сих пор дела: библиотека и покупки.

На улице его стерегли журналисты, среди которых на этот раз оказалась парочка русскоговорящих. Максим заявил по-французски: «Комментариев не будет» – и, раздвинув плечом микрофоны, двинулся по улице. Журналисты ринулись за ним, но он не обращал на них внимания, и они вскоре отстали.

Максим шел не спеша, рассматривая витрины. Он заходил в лавочки, отвечал на музыкальное «бонжур!», улыбался, примерял, приценивался. После первой же покупки (он обзавелся парой туфель) он понял, что было бы неразумно нагружаться пакетами до похода в библиотеку, и, сверяясь с планом Парижа, направился к Парижской библиотеке.

В библиотеке ему любезно сообщили, что «Воспоминания…» давно находятся на руках, и должник книгу до сих пор не вернул. «Уж не Арно ли?..» – подумал Максим, но спросить имя должника не посмел.

Вот не везет. Конечно, надо было сделать по-другому: обзвонить библиотеки, вместо того чтобы шляться по Парижу из конца в конец! В ближайшем же кафе Максим, выпив кофе, спустился к телефону. Толстенный справочник, испещренный мельчайшим шрифтом, лежал на полочке возле аппарата. Максим стал изучать список, пропуская муниципальные библиотеки, в которых вряд ли могла быть эта достаточно старая и весьма специфическая книга. Наткнувшись на название «Русская библиотека имени Тургенева», он даже расстроился. Вот идиот! Он ведь еще в Москве от кого-то слышал, что в Париже есть русская библиотека! Только время зря потерял!

Максим набрал номер. Телефон долго не отвечал. Наконец ему ответила женщина на чистейшем русском языке. Это было приятно – услышать русскую речь, от которой он немного отвык за эти дни. И на чистейшем русском языке любезная женщина сообщила ему, что по средам библиотека закрыта.

Нет, но это просто невозможно! Такого же просто не может быть! Чтобы так не везло!

Оставалось последнее средство. Максим представился.

– Это Максим Дорин, кинорежиссер, может быть, вам мое имя о чем-то говорит… – скокетничал он.

Женщина заохала:

– Боже мой, конечно, конечно, я ваша поклонница…

Через полчаса он был в библиотеке. Поняв из телефонного разговора, что именно ищет Максим, любезная хозяйка заранее подготовила для него целую стопку книг, включая искомые «Воспоминания…». Она было завела разговор об убийстве Арно Дора, но Максим вежливо уклонился, зато терпеливо ответил на вопросы о его творческих планах и о стремительно изменяющейся жизни в России, оставил несколько автографов на память для библиотеки и для ее хозяйки и покинул ее, унося книги.

Устроившись на диване, Максим обложился книгами, приготовил карандаш и блокнот, чтобы делать пометки, и начал перелистывать обветшавшие хрупкие страницы. Воспоминания незнакомых ему людей странным образом касались и его тоже, его жизни, его судьбы. Эти пожелтевшие страницы должны были излить свое содержимое на чистые страницы его личной биографии, заполнить их смыслом и сюжетом…

Звонок. Телефон. Реми.

– Я богатею с каждым днем, – сообщил жизнерадостно детектив. – Можете меня поздравить.

– Поздравляю. Поделитесь секретом, как вам это удается.

– Теперь Соня решила прибегнуть к моим услугам: она хочет, чтобы я доказал невиновность Пьера.

Максиму стало неприятно до горечи во рту.

– А это возможно? – сдержанно осведомился он.

– Соня полагает, что да.

– У него появилось алиби?

– Нет. Но она не верит, что это он.

– «Блажен, кто верует»… Чего еще новенького? – сменил тему Максим.

– Знаете, на какие деньги Мадлен купила фирму? На деньги Арно!

– Да… Любопытно.

Реми почувствовал, что Максим снова замкнулся.

– А вы чем занимаетесь? – поинтересовался он.

– Я? Работаю. – Максим постарался придать голосу убедительность. – Над сценарием. – И, словно в доказательство, потрепал рукой стопку книжек, развалившихся возле него на диване.

– Что ж, не буду вас отвлекать. До скорого!

Максим взялся за книги. Пробежав невидящими глазами несколько абзацев, отложил их в сторону. Соня.

Соня, Соня, Соня!

Бог ты мой, как же от тебя избавиться?

Он гипнотизировал глазами телефон. Телефон молчал. Видно, Соня занята сбором доказательств невиновности своего мужа.

Позвонить.

Позвонить?

А почему бы и не позвонить…

Благие намерения сегодняшнего утра улетучивались на глазах. Он потянулся к аппарату. Кнопки мелодично пропели восемь раз.

– Алло?

Это был голос Жерара.

Максим так растерялся, что не знал, что сказать.

– Алло? – повторил Жерар.

«Кто там?» – раздался где-то в глубине голос Этьена.

– Кто-то дурью мучается, – ответил ему Жерар.

Максим швырнул трубку. Черт с ней, с Соней. Там у нее этот Карлсон ошивается со своим сыночком. Есть кому утешить. Всех их к черту. Как жаль, что нельзя уехать в Москву. Собрать бы чемодан – и…